Начну с рассказа об одном из первых моих наставников. Он сначала щедро одарил меня тумаками, а потом и знаниями, благодаря которым я сумел в жизни кое-чего достичь.
Итак, Сеид Мухаммед Хасан – да будет земля ему пухом! – ушел из жизни в возрасте 112 лет.
Он родился в Узбекистане, еще ребенком оказался с родителями-дипломатами в Англии. Там получил прекрасное образование. Сделал карьеру, но в возрасте сорока шести лет по болезни покинул дипломатический корпус Великобритании.
Серьезно увлекся восточной философией, 47 лет пробыл в храмах Непала и Индии, причем 19 лет голым отшельником высоко в горах.
В 95-летнем возрасте вернулся на родину, к могилам предков.
Он был выдающейся личностью. Для него человек, как открытая книга. Иногда он говорил, вздыхая: «Какой у этого мужа торжественный переплет. Жаль, что внутри нет ничего, кроме толстого кишечника».
В юности, когда я впервые в жизни его увидел, хорошо помню одну реплику. Она до сих пор звучит в моих ушах:
– Иди, сынок, с миром. Я трупов не лечу. Ты пришел, чтобы повесить свою тушу на мою старую шею, чтобы я страдал в поиске путей избавления тебя от хвори – не выйдет! Когда оживешь – приходи!
Что мне оставалось делать? Я ушел, крепко выругавшись напоследок. Но болезнь опять заставила меня встретиться с жестоким наставником.
Хотя к нему я вернулся через месяц, но смысл сказанного стариком дошел до меня «скоро» – лет через десять. Когда сам стал вникать в характер хронически больных людей, понял, что они всегда ждут помощи только извне, блокируют себя как творческую личность.
Как мне трудно было преодолеть собственную лень, как трудно было выполнять все его простые советы и наставления, но факт остается фактом. Он своей огромной душой и любовью заставил меня поверить в собственные силы, и мы вместе, уже через год, победили мою инвалидность, а через шесть лет я был совершенно здоров.
А потом стал домогаться к нему в ученики, и он, конечно же, с огромным удовольствием – вышвырнул меня вон!
Но я приходил снова и снова, заметно ухудшая его настроение своим присутствием. И однажды он не выдержал и уделил-таки мне пятнадцать минут, чтобы объяснить, что он не может брать перед Богом ответственность за меня – ему уже 106 лет и не сегодня-завтра он помрет, оставив меня недоучкой, калечащим людей. Произнеся все это, старик вновь выставил меня за ворота.
Если Вы решили, что я отстал, Вы ошиблись. Я прилип, как банный лист к одному месту, потому что не поверил ни одному его слову. Какое там умирать, он был крепок и свеж и, если бы я не знал его старшего сына, которому было 86 лет, то ни за что не дал бы своему мучителю больше шестидесяти.
И я его достал! Не устояв перед моей настырностью, он решил поменять тактику. Представив меня своим друзьям, он торжественно произнес, что собирается взять меня в ученики, и просил их быть свидетелями. Старики, чему-то ухмыляясь, закивали головами, а моей радости не было предела! Ну, наконец-то!
А тем временем мой будущий наставник вытащил толстенную книгу Абу Райхана Бируни и приказал выучить ее. Если не справлюсь – перед аксакалами дам слово мужчины не показываться здесь больше.
Не чувствуя подвоха, я согласился, да и что мне оставалось делать? В чем тут дело, я понял уже через минуту, когда он, слащаво улыбаясь, пожал мне руку и обрадовал, что незачем терять драгоценное время, так как экзамен… завтра.
– Ка-а-а-к? – уронил я челюсть до самого пупка. Я наивно полагал, что сроку мне будет отпущено, по меньшей мере, год. А что можно выучить за один день – несколько стишков, но не огромный трактат. Абсурд какой-то! Не обращая внимания на мои возмущения, он твердо произнес:
– Не согласен – уходи!
И чтобы я не придумал на завтра какую-нибудь уважительную причину вроде похорон умершей полвека назад бабушки, приказал мне готовиться к экзамену здесь!
Он посадил меня посреди двора под виноградником, за низенький столик, а сам вернулся к своим друзьям и стал болтать с ними, как ни в чем не бывало.
А я приступил к зубрежке. Одолел одну страницу, вторую, третью, десятую…
Наступила ночь. Они давно поужинали (меня не пригласили). Один улегся спать, а двое стали гонять чаек и смотреть за мной в оба. Хотел встать размяться, они тут же пресекли все мои попытки своими ехидными репликами:
– Что, терпелка кончилась? – и все в том же духе. Ну, думаю, буду сидеть, хоть лопните от своего чая.
Утро, полдень. Я, глядя невидящим взором в книгу, невольно ловлю запахи из кухни: вот потянуло молоком, а теперь пловом. Ой, как засосало под ложечкой, и голова закружилась…
Старички поели, попили без меня и улеглись отдыхать, весело поглядывая в мою сторону. А экзамена все нет. Вечер. Глаза мои слипаются, один сторож следит за мной, остальные мирно похрапывают.
В моей голове появилось и стало крепнуть желание досидеть до утра, а потом подойти и вцепиться им в бороды. И я уже ясно представил себе, как таскаю их поочередно за жидкие бороденки, а потом, раскинув руки, сплю здесь же под виноградником.
Не знаю, как высидел эту ночь. В груди клокотала ненависть. И в лучах восходящего солнца, давно позабыв о книге, я вперился бычьим взглядом в своих мучителей, выбирая, кого из них начать душить первым – мучителя-учителя или его друга-острослова, ежеминутно рекламирующего свой единственный зуб в широченной улыбке на полдвора.
Меня трясли за плечо, и я не сразу понял, что меня уже приглашают. А во дворе собрались сыновья хозяина, внуки, соседи пришли, чтобы взглянуть на бесплатное представление.
Хотел встать с достоинством, но тут же кулем свалился на бок. В голове пронеслась совершенно дикая мысль, что я безногий. Стал со страхом ощупывать себя: ноги на месте, но они недвижимы. Шутка ли – просидеть двое суток, почти не вставая.
Я поднимался, падал на колени, становился на четвереньки, снова падал под тихий смех зрителей. Закусив губы от обиды и боли, я проклинал своих мучителей и тот день, когда перешагнул порог этого дома.
Уже не владея собой, я пополз к этим старикашкам, волоча проклятую книгу. Они, улыбаясь, подняли меня и начали спрашивать.
Сколько вопросов они мне задали – не знаю. Я не мог вспомнить ничего из прочитанного. В конце концов, наставник попросил:
– Скажи хоть название книги, тогда возьму тебя в ученики.
Я попытался напрячься и хоть что-то вспомнить – не получилось!
– Безмозглый, – заключил главный кровосос, и все остальные дружно закивали головами.
Мне было уже глубоко наплевать, возьмет он меня в ученики или нет. Я хотел уйти подальше от этого позора и мучений. А учитель, посоветовавшись со своими друзьями, вдруг объявил, что берет, так как я являюсь редким образцом тупого упрямства. Ему будет интересно попробовать, как Ходже Насреддину, обучать осла на двух ногах.
За все годы обучения он ни разу меня не похвалил, ни разу не поругал – бил. Его посох чаще оказывался у меня на спине, чем у его ног.
Помню, пришел к нему с отчетом. Так радовался, что из ста человек удалось сорок вылечить. Выслушав меня, учитель подвел черту:
– Убийца! Хвастаешься, что вылечил сорок, а что будет с остальными? Ты убил у них, может быть, последнюю надежду на выздоровление!
Я стал возражать, что от этих больных официальная медицина уже отказалась:
– Да и у Вас попадаются безнадежные два-три человека из ста…
Он долго не дискутировал – бабах! Палка снова опускалась на мою спину. Тогда я здорово возненавидел этот метод воспитания, но скоро понял, что он вполне оправдан.
Мирзакарим Санакулович Норбеков «Опыт дурака»
Добрый день, мои дорогие!
3 смена будет продолжаться ещё целую неделю, однако впечатления у меня уже накопились, хочется, в очередной раз, поделиться результатами родительского воспитания. А заодно и фотографиями! 🙂
1. Опять идёт сдача детей к нам «на хранение». Ну, это уже классика. Пример. Август, тёплое Японское море. Обязательное купание после зарядки – проплыть от берега до буйка и обратно 25 метров. Мальчишка плывёт, рыдает и кричит:
«Домой! Домой!! Домой!!!»
2. К классике относиться и игнорирование родителями наших правил. Объяснять, «что такое хорошо и что такое плохо» согласен, если родители слушают. А если не хотят слушать, то приходиться применять радикальные меры. Пришлось снять с одного островитянина куртку с рисунками черепов и прилюдно сжечь, бросив куртку в костёр. Самое тоскливое в этой ситуации то, что парень заплакал о сожжённой куртке. Заплакал о сожжённой вещи, что портит ему здоровье.
3. 14-летние хлопцы, которые задавали интересные вопросы в банный день:
«Мыться разве с мылом надо? Стирать вещи разве надо стиральным порошком?»
4. Во время завтрака раздают добавку хлеба. Один орёл заявляет:
«А чего это девочкам в первую очередь?»
Догадываетесь, что у этого парня дома происходит?
5. Уважаемые родители, вместо тупой зубрёжки школьных учебников научили бы своих детей слушать то, что старшие говорят. Жизненной пользы для детей будет неизмеримо больше.
Объясняю детям:
«Встаём утром, собираем ночные вещи в пакет, спальник сворачиваем в мешок».
Раз, два, три раза сказал. Не делают. Угу, ладно. Собрал по палаткам не убранные после подъёма одеяла и спальники и выбросил в море. Подействовало. Стали собирать спальники и одеяла. С неубранными личными вещами поступил также. И теперь слова «дисциплина» и «порядок» стали для детей трансформироваться в настоящую реальность.
6. Банный день, «День красоты», все девочки в длинных платьях. Один юноша заявляет нашему инструктору по питанию:
«А ты чего не пилишь?»
Я расхохотался, а когда основная волна смеха прошла, сказал парню:
«Мы с тобой обитаем в разных плоскостях. У меня даже в голове не возникло вопроса, почему девушка в платье до пола должна пилить дрова».
Один из инструкторов-юношей уточнил:
«А этот парень живёт просто в другой реальности. Мама у него пилит и рубит дрова, таскает брёвна и тяжёлые сумки».
Перед завтраком мой комментарий по этому поводу был краток:
«Ребята, нужно полностью сносить программное обеспечение в ваших мозгах. И ставить новое, в котором чётко прописано выполнение обязанностей – для счастья и самореализации в этой жизни мальчикам необходимо выполнять мужские обязанности, а девочкам – женские».
7. Купание в жаркий августовский день после заготовки дров – команда инструктора:
«Как минимум 5 минут купаемся!»
И чудесная картина – школьники, стоя по пояс в воде, постоянно спрашивают:
«Сколько ещё купаться осталось?»
8. Лучшая практика усмирения своего ложного эго – поклоны. Как вариант – наклоны при получении еды, когда ребятам необходимо подать миску дежурному, который раздаёт пищу. И сразу заметен уровень гордыни каждого – кто-то подаёт миску низко, чтобы дежурному удобно было наполнять её едой. А кто-то держит миску так высоко, что раздающему приходится поднимать половник очень высоко.
И в завершении этой рассылки хорошая иллюстрация работы инструкторского патруля с детьми – концовка фильма «Тернер и Хуч»:
«Так, мне это, конечно, надоело, однако повторим ещё раз: не гавкать, не выть, не есть комнатные растения, собакам на 2-ой этаж вход запрещён. Запрещено трогать, также, мои пластинки. Не нюхать между ног, не пить из унитаза, не клянчить у всех еду, не играть с мячом в доме, не грызть мои ботинки и не пускать в них слюни. И это не твоя комната».
С любовью, благодарностью и уважением,
Сергей Петрович.